Две важнейших характеристики традиционного богослужения в русскоязычных баптистских церквах – назидательность и евангелизм. Верующие назидают друг друга, и в то же время обращаются с призывом к неверующим. Как заметил один православный миссионер, «поразительное стремление к пропаганде» составляло «душу штундизма» (и, можно добавить, родственных им течений). От начала движения в Российской империи евангельские верующие распространяли благую весть во время (относительной) свободы и гонений, публично и втайне, в больших собраниях и «от сердца к сердцу» и в евангелизационную деятельность были вовлечены все верующие. Баптисты смотрели на себя как «на пионеров современного и всемирного миссионерского движения». Каждый баптист считал своим священным долгом распространение благой вести (а принцип священства всех верующих позволял каждому быть свидетелем, евангелистом или проповедником) и в своих песнях выражал страстное желание привести к Богу «хотя бы одну душу»:

Не хотел бы я бесплодным
К трону Господа придти.
Хоть одну хотел бы душу
К Иисусу привести.

Такая ревность в проповеди вызывала негативную реакцию критиков. Указывая на «прозелитическую причастность» каждого верующего, один из них определял евангельский протестантизм как «воинствующую форму христианства». Белорусский исследователь говорит о «религиозном экспансионизме», «агресивно-воинствующем характере миссионерства». Подобные недоброжелательные характеристики свойственны и православным авторам, описывавшим евангелизационную деятельность верующих в терминах пропаганды:

Такое быстрое и большое распространение баптизма коренится в свойственных сектантским группировкам методах пропаганды своего учения. Методы эти характеризуются чрезвычайной агрессивностью и воинственностью. В своей пропаганде сектанты не стесняются ничем, прибегая ко всем, какие только вообще существуют, методам пропагандистской работы и ведут эту работу словом и делом, в поездах, на фабриках, заводах, в городах и селах, в частных домах и даже в православных храмах. Словом, они пропагандируют свои идеи в широких массах населения, не ограничиваясь, таким образом, местом своих молитвенных собраний, не довольствуясь внутренней проповедью своего учения, для своих членов, а прибегая к методам так называемой «внешней миссии», к вовлечению в свои организации членов других религиозных обществ, особенно членов Русской православной церкви. Обязанность заниматься пропагандой своего учения возлагается на каждого сектанта. Их обучают приемам агитации. Журнал «Братский вестник» превратился по своему содержанию в пропагандистский журнал по насаждению баптизма.

Активная миссионерская деятельность евангельских христиан вызывала непонимание со стороны православия, хотя оно тоже считает себя миссионерской церковью. Но в плане работы за пределами церкви православие было более активным в контрмиссии, которая в конце XIX начале XX веков включала в себя как «профилактические» (обучение православных, выпуск противосектантской литературы, поднятие уровня церковной дисциплины), так и «радикальные» (высылка миссионеров, тюрьмы, ссылки, лишение прав) меры. Полвека спустя в целях «ограждения от сектантской пропаганды» предлагалось «повысить проповедническую активность приходского духовенства в ограждение православной паствы от сектантской пропаганды», «организовать при храмах продажу книг Священного Писания на русском языке, издания Московской патриархии» и др.

Необходимость евангелизации в понимании баптистов православными оспаривалась. Белорусы в подавляющем большинстве (как и русские и украинцы) уже по рождению считались православными, и в ограничения деятельности евангельских верующих власти исходили из принципа, что «русских баптистов нет и быть не должно». «Самовольный переход из православия в иное какое-либо вероучение» объявлялся «деянием не только воспрещенным, но и преступным».
Ревность баптистов в евангелизации тревожила власти, которые в быстром росте «сектантства» усматривали серьезную опасность для государства, и особенно в конце XIX – начале XX веков подвергали их жестким гонениям и наказанию за выход и православной церкви и распространение «еретических или сектантских» учений, стремясь сделать жизнь их в России невыносимой. Также и советское правительство препятствовало евангелизационной деятельности евангельских верующих, в том числе стараясь разрушить миссию изнутри, например, возлагая на старших пресвитеров обязанность сдерживания «нездоровых миссионерских проявлений», и требуя решительно покончить с «погоней за количеством верующих» в общинах».
Репрессии, конфискация молитвенных домов, тотальный контроль, безусловно, сдерживали распространении евангельской веры, но c другой стороны суровые меры служили катлизатором активности и зажигали воинственный дух; ссылки расширяли географию проповеди и кровь мучеников становилась семенем церкви.

Источники евангелизационной активности
Несколько факторов предопределило баптистскую предприимчивость и энергичность в вопросе евангелизации, из которых можно выделить исторические корни and контекст гонений, в данном случае выраженный в эсхатологических настроениях верующих, а также личный опыт обращения евангельских верующих.
Миссионерский дух заложен в генетический код баптизма, так же как и понимание крещения по вере, и в подходе к миссии русскоязычные баптисты были верными носителями характера баптизма. Новые импульсы миссионерскому движению придавали связи и контакты с баптистами Англии, Германии и Америки, которые были известны своей активной миссионерской деятельностью. Таким образом миссионерские общества Англии, американский ривайвелизм, плоды миссионерской деятельности вносили вклад в евангелизационную работу в Беларуси.
Можно также говорить о специфических моментах влияния, таких как материальная поддержка западных верующих в начале (которая была незначительной), способствовавшая расширению евангелизационной деятельности, или переведенные с английского и немецкого языков песни, которые побуждали к труду благовестия и использовались в евангелизации. Еще один аспект отмечает Грэгори Николс, объясняя, что, наряду с другими особенностями, миссионерский дух обусловлен «ранними влиянием кезикского движения святости и Евангельского Альянса на первых баптистских лидеров в русскоязычном мире», и «И.В. Каргель играл ключевую роль в передаче этой формы духовности в русскоязычном баптистском сообществе в таком виде, в котором эта форма существует в уникальном виде и в настоящее время».
Евангелизационная активность подогревалась эсхатологическими чаяниями, ожиданием скорого прихода Христа, чему придавали особую окраску гонения. «Се, гряду скоро» (Отк. 22:7) – один из самых популярных текстов в домах молитвы – сочетался с призывом покаяться и верить в Евангелие (Мк. 1:15б). Краткость времени заставляла класть на алтарь свидетельства всю жизнь. Ревность усиливалась из-за осознания неотвратимой погибели неверующих и их осуждения на вечные страшные телесные мучения в аду. Поэтому каждый старался выполнить свой «священный долг» спасения окружающих, особенно в отношении родных и близких. Понимание исключительности Библии и спасения только во Христе не оставляло другого выбора. Верующие с энтузиазмом пели:

Земная жизнь сурово нас встречает,
Но мы пришли сюда не пировать
Вокруг нас мир в неверье погибает
А мы желаем грешников спасать.

Важнейшим мотивом участия в проповеди Евангелия стало личное переживание обращения, его яркость и сила, происходившие в жизни людей изменения и контраст с образом жизни до обращения. Образ жизни простых людей, из которых происходило большинство белорусских обращенных, нельзя было назвать благородным. Но евангельские верующие видели в благой вести силу, способную изменить жизнь, и личный опыт изменения побуждал их вести к спасению других. Стремление и желание не просто распространять свою веру, а «спасать погибших», отражалось и на собрании, в котором каждый должен был «принять Христа». И если структура обычного собрания больше отражает принцип назидания, то его дух кроме антисакраментализма отличается «яркий огнем ривайвелизма», правда, угасающим в новом контексте затянувшейся (относительной) свободы.